Читать интересную книгу Вариант Геры - Саша Чекалов

…Так-с. Сколько времени-то у нас?.. Отлично, электричка ещё не скоро – успеем, значит, спокойно позавтракать. Новости посмотреть, что ли?

Включил телевизор, полазил по каналам – всюду реклама «жидкого хлеба» и, до кучи, каких-то зрелищ, не весьма аппетитных, скажем прямо… Разве что вот: по «СлавТВ» – «Орочьи урочища», очередная серия. Лев Давидович уже пару раз натыкался на это кино, даже в сюжет вникать начал. Вроде занятно, хоть и для юнцов. Пожалуй, можно поглядеть немного, пока есть время до выхода… Что поделаешь, если – ну да, да! – нравится ему многое из того, что и его ребятам… Зазорного-то ничего нет, так ведь?

Пожилой учитель труда не обязан иметь изысканные вкусы. Вот детишек уважать – это да, это следует… Но, с другой стороны, как уважать тех, кого ты понять не способен? Да никак… А чтоб понимать – ты в душу к ребёнку проникни, узнай, чем он живёт, чем дышит!

…Ведь любопытная штука всплывает: вот копнёшь чуть поглубже, и тут вдруг становится ясно, что большинство детей-то и вправду то самое… лучше, чище, честнее… наконец, справедливее взрослых! И, главное, не боятся – что? Действовать.

Именно так, товарищи умудрённые-горьким-опытом. Если хотите, чтобы дело было сделано, попросите детей!

Конечно, на первых порах щенками управлять придётся: объяснить им, с чего ловчее начинать, какую именно задачу решать в первую очередь и тому подобное… Но ведь, в конце концов, это частности! Зато если им как следует разъяснить… м-м… всё, что следует… так вот, тогда детишки способны практически на всё.

Потому что они не боятся ошибок. Потерь не боятся. А почему не боятся-то? Да потому что, во-первых, в их нежном возрасте и терять-то особо нечего, а во-вторых, они покамест ещё верят: благодаря их усилиям в мире что-то изменится к лучшему.

Например, как в случае с мелькающим сейчас перед глазами сериалом: будут побеждены «силы зла» и восстановлена «справедливость».

И пускай в фильме, явно малобюджетном, и декорации чутка аляповаты, и грим топорный, угу; пускай схематичны герои, а, как их там, причинно-следственные связи – те вообще не прослеживаются… Зато перед юным зрителем (да и перед не очень – тоже) предстаёт мир поступков, а не пустого трёпа. Мир дела, а не слова! Вернее, так: мир слова – и дéла.

…Ребёнок, положим, спрашивает у родителей (ну, если не обращать внимания на тот факт, что вряд ли он умеет говорить настолько гладко): «Как же это! Во всех книгах чёрным по белому написано, что зло должно быть наказано, – почему же оно почти никогда не наказывается в реальной жизни?» – а родители, криво усмехаясь и пожимая плечами, отвечают в том смысле, что не всё так просто, как на первый взгляд кажется; что «жизнь сложнее, чем ты думаешь»; что, мол, «вырастешь – узнаешь»… Дитя всю эту вялую, гнилую, как картошка, мудрость хавает, и что? Получается, сызмальства учится мириться с тем, с чем, по совести, мириться-то недопустимо… Учится закрывать глаза на «отдельные недостатки». Учится врать: прежде всего, себе, но и другим, разумеется, тоже.

Учится, учится всякой взрослой пакости… или, наоборот, вообще от всего взрослого, что есть вокруг, прячется!

Где? А вот хоть бы даже и в придуманном мире любого подобного «мыла» – герои которого до того наивны, что искренне полагают добро непобедимым, а борьбу со злом – миссией не только осмысленной, но и обязательной для любого уважающего себя гнома! Сталкиваясь с каким-нибудь свинством, они лишь сдвигают брови, вступают в схватку и… побеждают.

(Как, каким образом? Ну… говорят, новичкам везёт…)

А взрослые?

Взрослые – которым жизнь ежедневно раздаёт прозрачные намёки и, видимо, теперь уже до самой смерти от них не отстанет… что ж, им остаётся лишь пожимать плечами да криво усмехаться: никому не хочется выглядеть в глазах своего ребёнка безвольной тряпкой, тем более студнем, мелко вибрирующим от глубоко запрятанного страха. И поэтому взрослые продолжают гнуть свою линию.

«Так не бывает… Жизнь – она сложнее, чем ты думаешь!»…

Неожиданно перед внутренним взором Льва Давидовича запрыгали, замелькали кадры совсем другого кино: картины собственного детства. Столько лет сквозануло… Однако, несмотря на то что большинство воспоминаний смазано (так сказать, течением времени), за подлинность отдельных ручаться можно.

К примеру, твёрдо помнится до сих пор: когда Лёвка был мал, взрослые ещё не имели обыкновения напускать туману вокруг элементарных понятий! – тех немногих фундаментальных истин, на которых всё остальное строилось… Нет, братцы, нет.

Если, допустим, явишься домой с разбитой губой или фонарём под глазом, но выясняется, что ты во имя защиты справедливости пострадал, то никто никогда тебе этого в вину не поставит… Разве что мать в сердцах хлестнёт полотенцем по шее, матери ведь редко вникают в суть: «Ах, паршивец! Опять штаны изорвал, на тебя не напасёшься», – но уж отец на материальные издержки точно не обратил бы внимания, если бой – честный!

Или, может, это только теперь кажется?

Да нет же, чистая правда, – именно так и бывало когда-то: отвёл бы сына в комнату, где состоялся бы откровенный, «мужской» разговор… в ходе которого стало бы ясно, что ты не драчун какой-нибудь, не забияка, а просто «не мог поступить иначе».

Да и понятно, что не мог: ведь ты – сын своего отца: человека, который эту самую справедливость, как правило, с оружием в руках защищал… и защитил-таки! – на какое-то время… Отцы-то на тот момент, понятно, не у всех имелись: многие на полях сражений остались лежать, в том числе за неё, за справедливость… Видать, не пустым звуком была она.

…Да ведь и мать, когда полотенцем… тоже ведь не со зла, а от безысходности. Хорошие матери – они ведь не хуже отцов понимают, что к чему. По крайней мере, когда-то понимали.

* * *

Но безотцовщина безотцовщине рознь. Есть ведь и такие сироты, перед которыми почитай весь микрорайон по стеночке ходит. Что поделать: мать на двух, а то и трёх работах силится свести концы с концами – куда ей, затурканной, ещё и за сыном приглядывать! С утра если в школу отправит, и то счастье, а там… Короче, до самой поздноты – что хочешь, то и делай. Хочешь, дома сиди (ключ-то от входной двери – вот он, на шее, на ботиночном шнурке висит), а хочешь – во дворе кантуйся. Двор-то из тебя человека сделает – по крайней мере, «жизнь узнаешь», кое-чему научишься… В общем, рано или поздно просечёшь, в чём фишка.

Герке в этом отношении крупно не повезло. Во-первых, мать, натурально, надышаться на него не могла, а во-вторых, свято верила, что «любую ссору можно уладить словами». (Ну как же, вначале-то – было Слово, ничто иное!)

Когда он «опять дрался» (хотя в действительности это чаще всего означало, что его отлупили дворовые специалисты по сбору мелочи), она ему «устраивала»: обзывала негодяем и малолетним преступником, отвешивая иногда отвратительно хлёсткие пощёчины… Пару раз даже воспользовалась подтяжками, оставшимися от отца. В общем: «Погоди, я эти замашки из тебя выбью».

И ведь выбила, факт: Герка начал избегать «конфликтов». Заметив это, его стали отлавливать уже специально – и прессовать с особенным старанием.

А после того рокового дня… когда, неожиданно «прозрев» (видимо, земля и вправду полнится слухами), мать ворвалась домой сама не своя, стала трясти его за плечи, орать в самое лицо: «Признавайся, кто к тебе пристаёт!» – и когда, потеряв от неожиданности последнее самообладание, он выложил ей три-четыре козырных имени, а она… ну что с неё возьмёшь, – конечно, сразу же обзвонила всех мамаш, чистосердечно выложив всё, что думает об их «бандитских семейках». Ещё и в школу сходить не поленилась: чтоб узнать, «куда смотрят пионерская и комсомольская организации».

После этого случая… м-да… Короче, в дальнейшем обстоятельства сложились так, что Ариадна Ивановна оказалась просто вынуждена провожать сына на занятия. И встречать после, разумеется.

Гулять вместе с ней, однако, Герка наотрез отказался: действительно, это было бы чересчур… Одному же, без конвоя, показываться во дворе теперь нечего было и думать.

Что ж. Дома человеку мало чем есть заняться (телек поломан, а мафона нет и отродясь не было), разве что книжки остаётся читать… к чему Герка ввиду отсутствия альтернативы и приступил. Вплотную!

Особенно подсел на историческое… Сначала Тынянов, Ян, Пикуль… опять же, Толстой Алексей Николаевич… Потом – литература чуток посерьёзнее: Карамзин там, Соловьёв, даже антикварный Костомаров, что с такой неохотой согласилась выдать «на руки ребёнку» знакомая и всё же недоверчивая, в силу специфики профессии, библиотекарша… Позднее и кое-какая периодика в дело пошла… В дело, то есть, становления Геркиной личности и формирования его мироощущения.

…Великий, почти неодолимый соблазн: воображать себя действующим лицом героических событий, а то и ключевой их фигурой – ни в малейшей степени не будучи героем в реальности… и, конечно же, изводить себя сожалениями по поводу того, что для жизни эпоха досталась не больно героическая.